Румынский шкаф и кресло 19 века: где покупать винтажную мебель

Румынский шкаф и кресло 19 века: где покупать винтажную мебель

Цены на старинную мебель не всегда неподъемные: в некоторых лавках вещи с многолетней историей можно купить за сумму, сопоставимую с работой по индивидуальному проекту, а иногда — даже по цене «Икеи».

Состояние мебели тоже бывает разным. Одни салоны продают вещи только в том виде, в котором получили их от предыдущих владельцев. Другие — реставрируют и предлагают покупателям обновленный винтаж в идеальном состоянии.

В этой подборке — интересные винтажные магазины Москвы на любой вкус и кошелек. Сохраните статью в закладки, если планируете ремонт или просто не можете устоять при виде румынского шкафа.

Восстановление кресла середины ХХ века

В «Винтажном центре», недавно открывшемся на Даниловском рынке в Москве, стоят вперемешку старые тяжелые резные стулья из мореного дуба и мебель «современного стиля» из 60-х. Продавцам привычней дубовая мебель, но покупатели, к их удивлению, равнодушно проходят мимо нее. Зато кресла 60-х годов разлетаются как горячие пирожки. Детство многих из нас прошло среди этой мебели, ее облик нам хорошо знаком. Но о ее истории мы знаем мало.

Дизайнеры мебели в СССР были хорошо осведомлены, что происходит в мире

Мы воспринимаем бытовые предметы узнаваемого стиля 60-х годов как часть своей семейной и бытовой истории. И еще, может быть, — как часть политической истории. Легкая мебель светлых тонов, как и поэтические вечера в Политехническом, обложки журнала «Юность», фильмы, снятые по сценариям Шпаликова на черно-белую пленку, — атрибут «оттепели», часть ее «светлого мифа». Но эти предметы принадлежат также и к другой истории — истории дизайна.

В 2011 году один человек избавлялся от старой мебели, и я купил у него трюмо и два стула. На трюмо обнаружилась карандашная надпись — 1963. Вероятно, около этого времени были куплены и стулья. Они сделаны в ЧССР, на них сохранились этикетки с логотипом «Лигна». Гораздо позже я узнал, что их автор — Освальд Гердтль, сделавший в 50-е годы несколько интерьеров венских магазинов и кафе (из которых один сохранился). Стул, который он спроектировал (к сожалению, другой модели), хранится в Музее современного искусства в Нью-Йорке. Так легко, как предыдущий владелец, я с этими стульями не расстанусь.

Вообще, советская мебель 60-х годов, как свидетельствуют этикетки на нижних поверхностях стульев, царгах кресел и изнанке шкафов — обычно не советская по происхождению. Предметы из московских, ленинградских, киевских квартир того времени произведены чаще всего в странах Восточной Европы — ГДР, Чехословакии, Польше, Румынии, реже Венгрии и Югославии. Встречается и финская мебель. Предметы местного производства не составляют и четверти от общего количества. Советский жилой интерьер 60-х годов, так хорошо знакомый нам по детским воспоминаниям, такой, казалось бы, родной, в основном состоял из импортной мебели.

До середины XX века страны Восточной Европы играли важную роль в мировой истории интерьерного искусства. Но когда опустился «железный занавес», их контакты с западными соседями сократились. А поскольку историю дизайна создавали кураторы и хранители западных (в основном американских) музеев, дизайн середины — второй половины XX века в странах — сателлитах СССР долго оставался в этой истории белым пятном, которое начинает заполняться только сейчас.

Современный покупатель хочет, чтобы мебель была старой, но выглядела как новая

А дизайн там был прекрасный. После разделения Германии в ее восточной части оказалась легендарная дрезденская фабрика «Хеллерау», колыбель Веркбунда, где в 50-е работали выпускники Баухауза Ханс Эрлих и Сельман Сельманагич (его кресло из гнутой фанеры часто встречается в республиках бывшего СССР). Чехословакия сохраняла преемственность с богатейшей традицией мебельной индустрии Австро-Венгерской империи. Деловые связи с Австрией сохранялись и в эпоху холодной войны, что делало возможным лицензионное производство на чехословацких фабриках мебели, спроектированной Освальдом Гердтлем в Вене. Молодые дизайнеры Чехословакии — Мирослав Навратил, Франтишек Ирак, Иржи Ироутек, Антонин Шуман — блистали на выставках рубежа десятилетий, особенно ярко — на брюссельской Всемирной выставке 1958 года. Чехословакия тогда привлекла такое внимание прессы и собрала столько наград, что интерьерный стиль, известный в США как mid-century modern, чехи и сейчас называют «брюссельским».

В СССР в конце 50-х годов разворачивалось грандиозное строительство типовых домов с маленькими квартирами. Помещения в них были настолько меньше, чем раньше, что мебель, выпускавшаяся тогда советскими фабриками, попросту не помещалась в них. Нужна была новая мебель, и всего за несколько лет советские дизайнеры спроектировали сотни ее моделей, которые, судя по фотографиям в журналах и выставочных каталогах, выглядели очень достойно. Благодаря командировкам и выставкам иностранной мебели, которые в СССР с середины 50-х годов проходили регулярно, дизайнеры нашей страны были хорошо осведомлены о том, что происходит в мире. Лучшие образцы советского фарфора периода «оттепели» (например, статуэтки Левона Агаджаняна, работавшего на Рижском фарфоровом заводе) сделаны под сильным впечатлением от чехов и поляков. Исключительно хорош фарфор тех лет, особенно мелкая пластика, балансирующая на грани абстракции: статуэтки Ярослава Ежека для завода в Лучках в Чехословакии, Любомира Томашевского и Хендрика Едрасяка для Хмелёвского завода в Польше.

Рассчитанная на массового покупателя мебель проектировалась дешевой. Соединения на шипах заменяли винтовыми, массив дерева — фанерой. Квалифицированного ручного труда требовалось минимум. Из-за этого валовые показатели у мебельных фабрик неизбежно падали, даже если предметов они производили больше. Поэтому их администрация не жаловала передовой дизайн, и новая мебель в СССР, по крайней мере до середины 60-х, не производилась массовыми тиражами.

Это не позволяло отладить технологии, и те предметы, что все-таки удавалось выпустить, часто сделаны на удивление грубо. Детали соединяются винтами с избыточным запасом прочности, из-за чего мебель бывает чудовищно тяжела. Ручки дверец вращаются вокруг своей оси. Деревянные поверхности, скрытые от глаз, угрожают пытливому исследователю занозами. Это хороший дизайн, но, как правило, плохо сделанные вещи.

Впрочем, у некоторых советских заводов культура производства была на высоком уровне. Точнее, у прибалтийских. В 60-е годы Прибалтика была для СССР «внутренним Западом». По кривым улочкам германских городов большинство советских граждан прогуляться и не мечтали, поэтому бродили в основном по таллинским, а вместо венских и парижских кафе сиживали в вильнюсских. Дизайнеры мебели тоже были вовлечены в эту игру: проектировать вещи, которые будут в метрополии предметом вожделения, стало для них делом престижа. И у них получалось: московские дизайнеры 60-х годов были очарованы прибалтийскими интерьерами и мебелью. Эта мебель, правда, в основном в Прибалтике и осталась, и теперь ее чаще можно встретить в продаже в еврозоне, чем у нас. Однако два гарнитура рижских фабрик встречаются в России.

Как уже говорилось, история интерьерного дизайна середины XX века в Восточной Европе пишется только сейчас. В 2011 году, когда я покупал в Москве пару чешских стульев, о том, что их автор Освальд Гердтль, не знали и в самой Чехии. Энтузиасты из Восточной Европы, коллекционеры винтажной мебели, в последние несколько лет провели большую работу, установив авторство многих привычных предметов, о которых раньше и не думали, что у них есть какой-то дизайнер. Да и представить себе еще пять лет назад, чтобы румынские кресла и югославские подсервантники продавались по таким ценам, за какие они уходят сегодня, никто не мог. Люди, которым старая мебель доставалась в наследство, воспринимали ее как обузу и были рады избавиться от нее за символическую плату, а то и «за самовывоз». Их много и сейчас, но рынок стерегут профессиональные продавцы, быстро скупая все ценное.

Но даже очарованный винтажной мебелью современный покупатель хочет, чтобы она хоть и была старой, но выглядела как новая. Лак с нее беспощадно соскабливают и заменяют новым, наполнитель и обивку тоже меняют. Более бережная реставрация обошлась бы существенно дешевле. Парадоксально, но вещи растут в цене за счет того, что лишаются самого ценного — потертостей и царапин, свидетельствующих об их почтенном возрасте, обивочной ткани, полвека назад снятой с производства, конского волоса в наполнителе — и становятся похожи на современные копии самих себя, выполненные в новых материалах.

Говорят, что растущий спрос на винтажную мебель — часть стратегии «осознанного потребления». Мне кажется, уместней говорить о присвоении. Современный горожанин отчужден от мира: он плохо помнит, как выглядят предметы, окружающие его в быту, дома не отличает друг от друга и не замечает подмены, когда на месте старого появляется новый. У него есть страсть к приобретению, но нет привязанности к самим вещам, для него они — лишь инструменты социализации. Но происходит пробуждение, и горожанин узнает, что каждый предмет имеет возраст и судьбу. По-настоящему владеешь лишь тем, что любишь, а любить можно лишь то, что знаешь.

РЕЙКОМЕНДАЦИЯ

У некоторых восточноевропейских торговцев винтажной мебелью (например, Nanovo, Design Robot, Patyna) есть свои сайты, но большинство просто размещает объявления о продаже на международных платформах вроде Pamono, Vintage, Design-market. С этих сайтов черпают сведения и российские торговцы винтажной мебелью, основа коллекций которых — импорт советского времени. Цены они выставляют, ориентируясь на восточноевропейский рынок. Стулья Антонина Шумана и Мечислава Пухалы стоят сейчас в Москве столько же, сколько в Праге и Варшаве.

Поиск и продажа винтажных вещей — не единственное занятие продавцов. Большинство из них еще и профессиональные реставраторы. Обычно у них нет ни шоурума, ни сайта, а информацию они распространяют в соцсетях (у всех есть аккаунт в «Инстаграме»). Самые известные продавцы в Москве — Александра Аргунова, Дина Гусева, Мария Водолацкая.

Вы то, что вы делаете: Как мозг перекраивает сам себя

До середины ХХ столетия в научном мире была принята теория о постоянстве строения и механизмов функционирования мозга взрослого человека. Ученые придерживались мнения, что обучение и новый опыт не могут изменить мозг в материальном плане. Неврологи и психиатры основывались в своей работе на идеях локализационизма, предполагавших четкую связь между психическими функциями и определенными участками мозга. Активно создавались карты, на которых обозначали расположение зон, ответственных за речь, зрение, слух, прикосновения. Известный пример подобных карт — это «гомункулус» (человечек) Пенфилда с огромной головой и кистями: его части тела пропорциональны размерам зон мозга, которые обеспечивают их функционирование.

Однако идеи локализационизма не могли объяснить некоторые феномены, такие как восстановление пациентов после перенесенного инсульта или способность глухих и слепых людей компенсировать свои ограничения. Постепенно выяснилось, что мозг обладает пластичностью: он способен изменяться не только в период своего формирования, но и во взрослом возрасте человека — как структурно, так и функционально.

«Видеть» мозгом

Одним из первых о нейропластичности заговорил американский нейрофизиолог Пол Бач-и-Рита. В 1969 году в журнале Nature была опубликована его статья о тактильно-зрительном аппарате, который позволял «видеть» слепым от рождения людям. Он представлял собой стоматологическое кресло, на спинке которого были расположены 400 вибрирующих точек. Перед креслом стояла большая камера, которая посылала преобразованное в электрические сигналы изображение на обрабатывающий их компьютер. Точки на спинке кресла вибрировали, отображая темные части пространства. Слепые люди быстро осваивали аппарат и начинали воспринимать тактильные ощущения как визуальную информацию — происходило так называемое сенсорное замещение. Если в сторону сидящего в кресле человека бросали мяч, он инстинктивно пытался увернуться от него.

Если в слепого, сидящего в таком кресле, бросали мяч, он пытался увернуться.

В то время еще не были доступны методы визуализации головного мозга, такие как функциональная магнитно-резонансная томография. Бач-и-Рита мог только предполагать, что тактильные сигналы перенаправляются в зрительную кору головного мозга участников его эксперимента. Сейчас мы точно знаем, что мозг активно загружает «простаивающие» зоны другими функциями. Ученые выяснили, что слепые люди, которые читают тексты шрифтом Брайля, задействуют зрительную кору. Также она способна обрабатывать звуковую информацию. Это происходит у слепых людей, которые с помощью длительных тренировок развили способность к эхолокации.

В наше время аппараты сенсорного замещения стали намного компактнее. В 2015 году Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США (FDA) одобрило использование устройства BrainPort компании Wicab, основанной Полом Бач-и-Рита в 1998-м. Оно представляет собой обруч с камерой и небольшой пластиной, которая кладется на язык. BrainPort помогает слепым людям ориентироваться в пространстве, посылая на язык электротактильные сигналы.

Tabula rasa

Майкл Мерцених — еще один известный ученый — доказал, что карты мозга не являются универсальными и неизменными. В молодые годы он освоил технику микрокартирования, при которой электрод вводили внутрь определенного нейрона. Это позволяло зарегистрировать момент, когда нейрон посылает электрические сигналы другим нейронам, и таким образом точно определить проекционные зоны мозга. Команда Мерцениха проводила различные эксперименты, в которых перерезали нервы кисти или ампутировали пальцы обезьян. Оказалось, что внутри мозга происходит конкуренция функций за пространство карты мозга. Если какая-то зона «простаивает», ее захватывают другие. Мозг распределяет ресурсы по принципу «что не используется, то отмирает».

У большинства людей карты мозга похожи, но не идентичны. Они зависят от того, как мы росли и развивались. Живой пример невероятной пластичности мозга — Мишель Мак, которая родилась без левого полушария. Поразительно, но мозг женщины смог «перепрограммировать» сам себя: правое полушарие дополнительно взяло на себя функции левого. В случае Мишель потеря мозговых тканей произошла еще во время внутриутробного развития, до того, как в ее правом полушарии началась активная деятельность. Это позволило сформироваться мозгу «с чистого листа».

Право налево

Как это соотносится с популярной теорией о том, что правое полушарие — творческое, а левое — логическое? Просто: эта теория — миф, порожденный чрезмерным упрощением серьезного научного исследования.

В середине ХХ века нейробиолог Роджер Сперри со своей командой изучал пациентов с тяжелой эпилепсией, которым была проведена операция по рассечению мозолистого тела, соединяющего полушария головного мозга. Ученые показывали участникам эксперимента объект на экране таким образом, чтобы его могло воспринимать только правое полушарие. Оказалось, что люди с расщепленным мозгом замечают объект, но не могут его назвать. Сперри предположил, что левое полушарие отвечает за речь. С помощью похожих экспериментов он также установил, что математические расчеты выполняются в левом полушарии, а пространственное мышление — в правом. В 1981 году за открытие специализации полушарий Сперри получил Нобелевскую премию.

В 1973 году в журнале The New York Times вышла статья под заголовком «Мы — левополушарные или правополушарные», которая доступно объясняла исследование Сперри. В массовом представлении функции полушарий были упрощены до тезиса: «логика — левое полушарие, творчество — правое полушарие». Идея о том, что разные люди используют преимущественно одно полушарие, стала распространяться в популярной прессе и книгах по психологии.

На самом деле полушария, хотя и имеют свою специализацию, постоянно «общаются» между собой и большинство задач выполняют совместно. Например, несмотря на то, что речью в основном занимается левое полушарие, правое отвечает за интонацию и акцентуацию — выделение отдельных слов во фразе посредством ударения. Мозг устроен очень сложно, и его нельзя разделить на «творческое» и «логическое» полушария.

Полушария постоянно «общаются» между собой и большинство задач выполняют совместно.

Мужской и женский мозг

Также стоит скептически относиться к утверждениям о биологических различиях мужского и женского мозга. Достоверно известно, что мужской мозг больше женского, но это легко объясняется тем, что мужчины в целом крупнее. Когда учитывают относительные размеры определенных структур мозга, многие половые различия исчезают.

В 2018 году было опубликовано масштабное исследование ученых под руководством психолога Стюарта Ритчи из Эдинбургского университета. Команда измерила объем 68 областей головного мозга у более 5 тысяч человек, а также толщину коры с помощью магнитно-резонансной томографии. Оказалось, что в среднем толщина коры у женщин больше, чем у мужчин. Кроме того, ученые выяснили, что у мужчин крупнее 14 областей в подкорковых структурах, а у женщин — 10 (с поправкой на размер мозга). Несмотря на статистически достоверные различия, результаты мужчин и женщин значительно пересекались. Другими словами, если взять случайный снимок мозга, вы не сможете по нему определить, человеку какого пола он принадлежит. Это говорит о том, что мужской и женский мозг имеют больше сходства, чем различий.

Если взять случайный снимок мозга, вы не сможете определить, человеку какого пола он принадлежит.

Вдобавок мы не знаем, обусловлены ли анатомические различия в головном мозге мужчин и женщин биологическими или социальными причинами: ведь мозг пластичен и способен изменяться под воздействием культурной среды, воспитания и обучения. Биологические предпосылки развития мозга не так уж весомы. Например, как показал метаанализ 2010 года, женщины имеют такие же способности в математике, как и мужчины.

Фитнес для мозга

Обучение и опыт изменяют структуру мозга. Многочисленные исследования определили, что освоение нового языка, спортивные тренировки и занятия музыкой приводят к увеличению плотности серого вещества в определенных зонах мозга. Наиболее известное исследование было посвящено лондонским таксистам. Будущие кэбби в течение 3-4 лет проходят интенсивное обучение и запоминают расположение улиц британской столицы. Исследователи Университетского колледжа Лондона выяснили, что у таксистов увеличивается плотность серого вещества в заднем отделе гиппокампа — части мозга, связанной с ориентацией в пространстве. Обучение повышает количество нейронных связей. В результате роста числа связей нейроны «расступаются в стороны», что вызывает увеличение объема и плотности мозга.

Изменения в гиппокампе теоретически могут быть связаны с образованием новых клеток — нейрогенезисом. Раньше считалось, что у взрослых людей «нервные клетки не восстанавливаются». Впервые нейрогенезис в гиппокампе был обнаружен в 1998 году Фредериком Гейджем и Питером Эрикссоном с помощью специального маркера, который светится в момент формирования нейрона. Исследование шведских ученых выяснило, что в гиппокампе ежедневно образуется 700 нейронов, и этот показатель мало снижается с возрастом. Увы, пока наука не располагает знаниями о пользе и значении нейрогенезиса у взрослых людей. Интересный факт: в экспериментах на мышах было установлено, что флуоксетин («Прозак») и подобные антидепрессанты стимулируют нейрогенезис в гиппокампе. Также известно, что депрессия сопровождается уменьшением объема гиппокампа. Можно предположить, что нарушение нейрогенезиса в этой области мозга связано с развитием депрессии, но пока это только догадка.

В конце прошлого столетия нейропластичность стала популярным и многообещающим трендом. На рынке появились программные продукты для «тренировки мозга». С 1996 года и до настоящего времени Scientific Learning Corporation выпускает программу Fast ForWord, предназначенную для обучения детей с дислексией — нарушением способности к овладению навыками чтения и письма. Posit Science предлагает систему онлайн-тренировок BrainHQ, которая, как утверждают создатели, помогает улучшить концентрацию внимания, память, скорость мышления. Десятки других компаний продают видеоигры, гаджеты и приложения для смартфонов, которые якобы тренируют мозг и предотвращают возрастное угасание когнитивных способностей. Но многие эксперты сомневаются в эффективности подобных программ. В 2014-м около 70 ученых из Стэнфордского университета и других организаций опубликовали заявление о том, что польза «тренировок для мозга» для пожилых людей на самом деле не доказана. А спустя год Федеральная торговая комиссия США оштрафовала компанию Lumosity на 2 миллиона долларов за то, что та вводит пользователей в заблуждение описанием преимуществ ее продуктов.

Польза «тренировок для мозга» для пожилых людей на самом деле не доказана.

Нейропластичность — не волшебная таблетка. «Перепрограммирование» мозга требует больших усилий и длительных тренировок; нейропластичность зависит от возраста и индивидуальных особенностей. Пока идут научные дискуссии, обычному человеку стоит помнить: неиспользуемые нейронные связи распадаются. Возможно, возрастное ослабление когнитивных функций обусловлено не биологическими причинами, а человеческой ленью, рутиной или ужесточением приоритетов. Мы меньше учимся, реже пробуем новые виды деятельности. Мозг способен перекраивать себя, только пока мы сами готовы к переменам.

Восстановление кресла середины ХХ века

В «Винтажном центре», недавно открывшемся на Даниловском рынке в Москве, стоят вперемешку старые тяжелые резные стулья из мореного дуба и мебель «современного стиля» из 60-х. Продавцам привычней дубовая мебель, но покупатели, к их удивлению, равнодушно проходят мимо нее. Зато кресла 60-х годов разлетаются как горячие пирожки. Детство многих из нас прошло среди этой мебели, ее облик нам хорошо знаком. Но о ее истории мы знаем мало.

Дизайнеры мебели в СССР были хорошо осведомлены, что происходит в мире

Мы воспринимаем бытовые предметы узнаваемого стиля 60-х годов как часть своей семейной и бытовой истории. И еще, может быть, — как часть политической истории. Легкая мебель светлых тонов, как и поэтические вечера в Политехническом, обложки журнала «Юность», фильмы, снятые по сценариям Шпаликова на черно-белую пленку, — атрибут «оттепели», часть ее «светлого мифа». Но эти предметы принадлежат также и к другой истории — истории дизайна.

В 2011 году один человек избавлялся от старой мебели, и я купил у него трюмо и два стула. На трюмо обнаружилась карандашная надпись — 1963. Вероятно, около этого времени были куплены и стулья. Они сделаны в ЧССР, на них сохранились этикетки с логотипом «Лигна». Гораздо позже я узнал, что их автор — Освальд Гердтль, сделавший в 50-е годы несколько интерьеров венских магазинов и кафе (из которых один сохранился). Стул, который он спроектировал (к сожалению, другой модели), хранится в Музее современного искусства в Нью-Йорке. Так легко, как предыдущий владелец, я с этими стульями не расстанусь.

Вообще, советская мебель 60-х годов, как свидетельствуют этикетки на нижних поверхностях стульев, царгах кресел и изнанке шкафов — обычно не советская по происхождению. Предметы из московских, ленинградских, киевских квартир того времени произведены чаще всего в странах Восточной Европы — ГДР, Чехословакии, Польше, Румынии, реже Венгрии и Югославии. Встречается и финская мебель. Предметы местного производства не составляют и четверти от общего количества. Советский жилой интерьер 60-х годов, так хорошо знакомый нам по детским воспоминаниям, такой, казалось бы, родной, в основном состоял из импортной мебели.

До середины XX века страны Восточной Европы играли важную роль в мировой истории интерьерного искусства. Но когда опустился «железный занавес», их контакты с западными соседями сократились. А поскольку историю дизайна создавали кураторы и хранители западных (в основном американских) музеев, дизайн середины — второй половины XX века в странах — сателлитах СССР долго оставался в этой истории белым пятном, которое начинает заполняться только сейчас.

Современный покупатель хочет, чтобы мебель была старой, но выглядела как новая

А дизайн там был прекрасный. После разделения Германии в ее восточной части оказалась легендарная дрезденская фабрика «Хеллерау», колыбель Веркбунда, где в 50-е работали выпускники Баухауза Ханс Эрлих и Сельман Сельманагич (его кресло из гнутой фанеры часто встречается в республиках бывшего СССР). Чехословакия сохраняла преемственность с богатейшей традицией мебельной индустрии Австро-Венгерской империи. Деловые связи с Австрией сохранялись и в эпоху холодной войны, что делало возможным лицензионное производство на чехословацких фабриках мебели, спроектированной Освальдом Гердтлем в Вене. Молодые дизайнеры Чехословакии — Мирослав Навратил, Франтишек Ирак, Иржи Ироутек, Антонин Шуман — блистали на выставках рубежа десятилетий, особенно ярко — на брюссельской Всемирной выставке 1958 года. Чехословакия тогда привлекла такое внимание прессы и собрала столько наград, что интерьерный стиль, известный в США как mid-century modern, чехи и сейчас называют «брюссельским».

В СССР в конце 50-х годов разворачивалось грандиозное строительство типовых домов с маленькими квартирами. Помещения в них были настолько меньше, чем раньше, что мебель, выпускавшаяся тогда советскими фабриками, попросту не помещалась в них. Нужна была новая мебель, и всего за несколько лет советские дизайнеры спроектировали сотни ее моделей, которые, судя по фотографиям в журналах и выставочных каталогах, выглядели очень достойно. Благодаря командировкам и выставкам иностранной мебели, которые в СССР с середины 50-х годов проходили регулярно, дизайнеры нашей страны были хорошо осведомлены о том, что происходит в мире. Лучшие образцы советского фарфора периода «оттепели» (например, статуэтки Левона Агаджаняна, работавшего на Рижском фарфоровом заводе) сделаны под сильным впечатлением от чехов и поляков. Исключительно хорош фарфор тех лет, особенно мелкая пластика, балансирующая на грани абстракции: статуэтки Ярослава Ежека для завода в Лучках в Чехословакии, Любомира Томашевского и Хендрика Едрасяка для Хмелёвского завода в Польше.

Рассчитанная на массового покупателя мебель проектировалась дешевой. Соединения на шипах заменяли винтовыми, массив дерева — фанерой. Квалифицированного ручного труда требовалось минимум. Из-за этого валовые показатели у мебельных фабрик неизбежно падали, даже если предметов они производили больше. Поэтому их администрация не жаловала передовой дизайн, и новая мебель в СССР, по крайней мере до середины 60-х, не производилась массовыми тиражами.

Это не позволяло отладить технологии, и те предметы, что все-таки удавалось выпустить, часто сделаны на удивление грубо. Детали соединяются винтами с избыточным запасом прочности, из-за чего мебель бывает чудовищно тяжела. Ручки дверец вращаются вокруг своей оси. Деревянные поверхности, скрытые от глаз, угрожают пытливому исследователю занозами. Это хороший дизайн, но, как правило, плохо сделанные вещи.

Впрочем, у некоторых советских заводов культура производства была на высоком уровне. Точнее, у прибалтийских. В 60-е годы Прибалтика была для СССР «внутренним Западом». По кривым улочкам германских городов большинство советских граждан прогуляться и не мечтали, поэтому бродили в основном по таллинским, а вместо венских и парижских кафе сиживали в вильнюсских. Дизайнеры мебели тоже были вовлечены в эту игру: проектировать вещи, которые будут в метрополии предметом вожделения, стало для них делом престижа. И у них получалось: московские дизайнеры 60-х годов были очарованы прибалтийскими интерьерами и мебелью. Эта мебель, правда, в основном в Прибалтике и осталась, и теперь ее чаще можно встретить в продаже в еврозоне, чем у нас. Однако два гарнитура рижских фабрик встречаются в России.

Как уже говорилось, история интерьерного дизайна середины XX века в Восточной Европе пишется только сейчас. В 2011 году, когда я покупал в Москве пару чешских стульев, о том, что их автор Освальд Гердтль, не знали и в самой Чехии. Энтузиасты из Восточной Европы, коллекционеры винтажной мебели, в последние несколько лет провели большую работу, установив авторство многих привычных предметов, о которых раньше и не думали, что у них есть какой-то дизайнер. Да и представить себе еще пять лет назад, чтобы румынские кресла и югославские подсервантники продавались по таким ценам, за какие они уходят сегодня, никто не мог. Люди, которым старая мебель доставалась в наследство, воспринимали ее как обузу и были рады избавиться от нее за символическую плату, а то и «за самовывоз». Их много и сейчас, но рынок стерегут профессиональные продавцы, быстро скупая все ценное.

Но даже очарованный винтажной мебелью современный покупатель хочет, чтобы она хоть и была старой, но выглядела как новая. Лак с нее беспощадно соскабливают и заменяют новым, наполнитель и обивку тоже меняют. Более бережная реставрация обошлась бы существенно дешевле. Парадоксально, но вещи растут в цене за счет того, что лишаются самого ценного — потертостей и царапин, свидетельствующих об их почтенном возрасте, обивочной ткани, полвека назад снятой с производства, конского волоса в наполнителе — и становятся похожи на современные копии самих себя, выполненные в новых материалах.

Говорят, что растущий спрос на винтажную мебель — часть стратегии «осознанного потребления». Мне кажется, уместней говорить о присвоении. Современный горожанин отчужден от мира: он плохо помнит, как выглядят предметы, окружающие его в быту, дома не отличает друг от друга и не замечает подмены, когда на месте старого появляется новый. У него есть страсть к приобретению, но нет привязанности к самим вещам, для него они — лишь инструменты социализации. Но происходит пробуждение, и горожанин узнает, что каждый предмет имеет возраст и судьбу. По-настоящему владеешь лишь тем, что любишь, а любить можно лишь то, что знаешь.

РЕЙКОМЕНДАЦИЯ

У некоторых восточноевропейских торговцев винтажной мебелью (например, Nanovo, Design Robot, Patyna) есть свои сайты, но большинство просто размещает объявления о продаже на международных платформах вроде Pamono, Vintage, Design-market. С этих сайтов черпают сведения и российские торговцы винтажной мебелью, основа коллекций которых — импорт советского времени. Цены они выставляют, ориентируясь на восточноевропейский рынок. Стулья Антонина Шумана и Мечислава Пухалы стоят сейчас в Москве столько же, сколько в Праге и Варшаве.

Поиск и продажа винтажных вещей — не единственное занятие продавцов. Большинство из них еще и профессиональные реставраторы. Обычно у них нет ни шоурума, ни сайта, а информацию они распространяют в соцсетях (у всех есть аккаунт в «Инстаграме»). Самые известные продавцы в Москве — Александра Аргунова, Дина Гусева, Мария Водолацкая.

Otsek

Кратко: советский и скандинавский масс-маркет
Подробности: в «Инстаграме»

Otsek предлагает вещи серийного производства конца прошлого века — минималистичную мебель в духе «Икеи», люстры и торшеры с необычными плафонами и яркий советский фарфор.

Материалы, из которых сделана мебель, не всегда натуральные. Кресла могут быть обтянуты кожзамом, а основа стула оказаться пластиковой. Зато цены приятные: мебель здесь стоит как современный масс-маркет.

Например:
🛋️ Кресло из гнутого бука — 16 000 Р
🛋️ Винтажная тумбочка из тика — 18 500 Р
🛋️ Диван «Икея», 1986 год — 28 000 Р

Вы то, что вы делаете: Как мозг перекраивает сам себя

До середины ХХ столетия в научном мире была принята теория о постоянстве строения и механизмов функционирования мозга взрослого человека. Ученые придерживались мнения, что обучение и новый опыт не могут изменить мозг в материальном плане. Неврологи и психиатры основывались в своей работе на идеях локализационизма, предполагавших четкую связь между психическими функциями и определенными участками мозга. Активно создавались карты, на которых обозначали расположение зон, ответственных за речь, зрение, слух, прикосновения. Известный пример подобных карт — это «гомункулус» (человечек) Пенфилда с огромной головой и кистями: его части тела пропорциональны размерам зон мозга, которые обеспечивают их функционирование.

Однако идеи локализационизма не могли объяснить некоторые феномены, такие как восстановление пациентов после перенесенного инсульта или способность глухих и слепых людей компенсировать свои ограничения. Постепенно выяснилось, что мозг обладает пластичностью: он способен изменяться не только в период своего формирования, но и во взрослом возрасте человека — как структурно, так и функционально.

«Видеть» мозгом

Одним из первых о нейропластичности заговорил американский нейрофизиолог Пол Бач-и-Рита. В 1969 году в журнале Nature была опубликована его статья о тактильно-зрительном аппарате, который позволял «видеть» слепым от рождения людям. Он представлял собой стоматологическое кресло, на спинке которого были расположены 400 вибрирующих точек. Перед креслом стояла большая камера, которая посылала преобразованное в электрические сигналы изображение на обрабатывающий их компьютер. Точки на спинке кресла вибрировали, отображая темные части пространства. Слепые люди быстро осваивали аппарат и начинали воспринимать тактильные ощущения как визуальную информацию — происходило так называемое сенсорное замещение. Если в сторону сидящего в кресле человека бросали мяч, он инстинктивно пытался увернуться от него.

Если в слепого, сидящего в таком кресле, бросали мяч, он пытался увернуться.

В то время еще не были доступны методы визуализации головного мозга, такие как функциональная магнитно-резонансная томография. Бач-и-Рита мог только предполагать, что тактильные сигналы перенаправляются в зрительную кору головного мозга участников его эксперимента. Сейчас мы точно знаем, что мозг активно загружает «простаивающие» зоны другими функциями. Ученые выяснили, что слепые люди, которые читают тексты шрифтом Брайля, задействуют зрительную кору. Также она способна обрабатывать звуковую информацию. Это происходит у слепых людей, которые с помощью длительных тренировок развили способность к эхолокации.

В наше время аппараты сенсорного замещения стали намного компактнее. В 2015 году Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США (FDA) одобрило использование устройства BrainPort компании Wicab, основанной Полом Бач-и-Рита в 1998-м. Оно представляет собой обруч с камерой и небольшой пластиной, которая кладется на язык. BrainPort помогает слепым людям ориентироваться в пространстве, посылая на язык электротактильные сигналы.

Tabula rasa

Майкл Мерцених — еще один известный ученый — доказал, что карты мозга не являются универсальными и неизменными. В молодые годы он освоил технику микрокартирования, при которой электрод вводили внутрь определенного нейрона. Это позволяло зарегистрировать момент, когда нейрон посылает электрические сигналы другим нейронам, и таким образом точно определить проекционные зоны мозга. Команда Мерцениха проводила различные эксперименты, в которых перерезали нервы кисти или ампутировали пальцы обезьян. Оказалось, что внутри мозга происходит конкуренция функций за пространство карты мозга. Если какая-то зона «простаивает», ее захватывают другие. Мозг распределяет ресурсы по принципу «что не используется, то отмирает».

У большинства людей карты мозга похожи, но не идентичны. Они зависят от того, как мы росли и развивались. Живой пример невероятной пластичности мозга — Мишель Мак, которая родилась без левого полушария. Поразительно, но мозг женщины смог «перепрограммировать» сам себя: правое полушарие дополнительно взяло на себя функции левого. В случае Мишель потеря мозговых тканей произошла еще во время внутриутробного развития, до того, как в ее правом полушарии началась активная деятельность. Это позволило сформироваться мозгу «с чистого листа».

Право налево

Как это соотносится с популярной теорией о том, что правое полушарие — творческое, а левое — логическое? Просто: эта теория — миф, порожденный чрезмерным упрощением серьезного научного исследования.

В середине ХХ века нейробиолог Роджер Сперри со своей командой изучал пациентов с тяжелой эпилепсией, которым была проведена операция по рассечению мозолистого тела, соединяющего полушария головного мозга. Ученые показывали участникам эксперимента объект на экране таким образом, чтобы его могло воспринимать только правое полушарие. Оказалось, что люди с расщепленным мозгом замечают объект, но не могут его назвать. Сперри предположил, что левое полушарие отвечает за речь. С помощью похожих экспериментов он также установил, что математические расчеты выполняются в левом полушарии, а пространственное мышление — в правом. В 1981 году за открытие специализации полушарий Сперри получил Нобелевскую премию.

В 1973 году в журнале The New York Times вышла статья под заголовком «Мы — левополушарные или правополушарные», которая доступно объясняла исследование Сперри. В массовом представлении функции полушарий были упрощены до тезиса: «логика — левое полушарие, творчество — правое полушарие». Идея о том, что разные люди используют преимущественно одно полушарие, стала распространяться в популярной прессе и книгах по психологии.

На самом деле полушария, хотя и имеют свою специализацию, постоянно «общаются» между собой и большинство задач выполняют совместно. Например, несмотря на то, что речью в основном занимается левое полушарие, правое отвечает за интонацию и акцентуацию — выделение отдельных слов во фразе посредством ударения. Мозг устроен очень сложно, и его нельзя разделить на «творческое» и «логическое» полушария.

Полушария постоянно «общаются» между собой и большинство задач выполняют совместно.

Мужской и женский мозг

Также стоит скептически относиться к утверждениям о биологических различиях мужского и женского мозга. Достоверно известно, что мужской мозг больше женского, но это легко объясняется тем, что мужчины в целом крупнее. Когда учитывают относительные размеры определенных структур мозга, многие половые различия исчезают.

В 2018 году было опубликовано масштабное исследование ученых под руководством психолога Стюарта Ритчи из Эдинбургского университета. Команда измерила объем 68 областей головного мозга у более 5 тысяч человек, а также толщину коры с помощью магнитно-резонансной томографии. Оказалось, что в среднем толщина коры у женщин больше, чем у мужчин. Кроме того, ученые выяснили, что у мужчин крупнее 14 областей в подкорковых структурах, а у женщин — 10 (с поправкой на размер мозга). Несмотря на статистически достоверные различия, результаты мужчин и женщин значительно пересекались. Другими словами, если взять случайный снимок мозга, вы не сможете по нему определить, человеку какого пола он принадлежит. Это говорит о том, что мужской и женский мозг имеют больше сходства, чем различий.

Если взять случайный снимок мозга, вы не сможете определить, человеку какого пола он принадлежит.

Вдобавок мы не знаем, обусловлены ли анатомические различия в головном мозге мужчин и женщин биологическими или социальными причинами: ведь мозг пластичен и способен изменяться под воздействием культурной среды, воспитания и обучения. Биологические предпосылки развития мозга не так уж весомы. Например, как показал метаанализ 2010 года, женщины имеют такие же способности в математике, как и мужчины.

Фитнес для мозга

Обучение и опыт изменяют структуру мозга. Многочисленные исследования определили, что освоение нового языка, спортивные тренировки и занятия музыкой приводят к увеличению плотности серого вещества в определенных зонах мозга. Наиболее известное исследование было посвящено лондонским таксистам. Будущие кэбби в течение 3-4 лет проходят интенсивное обучение и запоминают расположение улиц британской столицы. Исследователи Университетского колледжа Лондона выяснили, что у таксистов увеличивается плотность серого вещества в заднем отделе гиппокампа — части мозга, связанной с ориентацией в пространстве. Обучение повышает количество нейронных связей. В результате роста числа связей нейроны «расступаются в стороны», что вызывает увеличение объема и плотности мозга.

Изменения в гиппокампе теоретически могут быть связаны с образованием новых клеток — нейрогенезисом. Раньше считалось, что у взрослых людей «нервные клетки не восстанавливаются». Впервые нейрогенезис в гиппокампе был обнаружен в 1998 году Фредериком Гейджем и Питером Эрикссоном с помощью специального маркера, который светится в момент формирования нейрона. Исследование шведских ученых выяснило, что в гиппокампе ежедневно образуется 700 нейронов, и этот показатель мало снижается с возрастом. Увы, пока наука не располагает знаниями о пользе и значении нейрогенезиса у взрослых людей. Интересный факт: в экспериментах на мышах было установлено, что флуоксетин («Прозак») и подобные антидепрессанты стимулируют нейрогенезис в гиппокампе. Также известно, что депрессия сопровождается уменьшением объема гиппокампа. Можно предположить, что нарушение нейрогенезиса в этой области мозга связано с развитием депрессии, но пока это только догадка.

В конце прошлого столетия нейропластичность стала популярным и многообещающим трендом. На рынке появились программные продукты для «тренировки мозга». С 1996 года и до настоящего времени Scientific Learning Corporation выпускает программу Fast ForWord, предназначенную для обучения детей с дислексией — нарушением способности к овладению навыками чтения и письма. Posit Science предлагает систему онлайн-тренировок BrainHQ, которая, как утверждают создатели, помогает улучшить концентрацию внимания, память, скорость мышления. Десятки других компаний продают видеоигры, гаджеты и приложения для смартфонов, которые якобы тренируют мозг и предотвращают возрастное угасание когнитивных способностей. Но многие эксперты сомневаются в эффективности подобных программ. В 2014-м около 70 ученых из Стэнфордского университета и других организаций опубликовали заявление о том, что польза «тренировок для мозга» для пожилых людей на самом деле не доказана. А спустя год Федеральная торговая комиссия США оштрафовала компанию Lumosity на 2 миллиона долларов за то, что та вводит пользователей в заблуждение описанием преимуществ ее продуктов.

Польза «тренировок для мозга» для пожилых людей на самом деле не доказана.

Нейропластичность — не волшебная таблетка. «Перепрограммирование» мозга требует больших усилий и длительных тренировок; нейропластичность зависит от возраста и индивидуальных особенностей. Пока идут научные дискуссии, обычному человеку стоит помнить: неиспользуемые нейронные связи распадаются. Возможно, возрастное ослабление когнитивных функций обусловлено не биологическими причинами, а человеческой ленью, рутиной или ужесточением приоритетов. Мы меньше учимся, реже пробуем новые виды деятельности. Мозг способен перекраивать себя, только пока мы сами готовы к переменам.

Какие предметы мебели считаются особенно ценными?

Спросом у коллекционеров и антикваров пользуется старинная мебель, выполненная из ценных пород древесины, с богатой высокохудожественной отделкой, имеющая явные признаки определенного исторического стиля. Но еще больше ценятся редкие раритетные предметы, изготовленные на заказ, принадлежащие известным историческим личностям, дошедшие до наших дней в единичном экземпляре.

Хрестоматийным стал пример продажи табурета, изготовленного мебельщиком Р. Льюисом в 1750 году, на торгах аукционного дома Sotheby’s в 2008 году за рекордные 5,2 млн долларов. Столь высокая цена была обусловлена именно уникальностью изделия – он дошел до наших дней едва ли не в единственном экземпляре, ни разу не реставрировался и при этом был в идеальном состоянии.

За табурет стоимостью 5,2 млн долларов еще в середине XX века просили всего 10 000 долларов. Не правда ли, выгодное капиталовложение?

Восстановление кресла середины ХХ века

В «Винтажном центре», недавно открывшемся на Даниловском рынке в Москве, стоят вперемешку старые тяжелые резные стулья из мореного дуба и мебель «современного стиля» из 60-х. Продавцам привычней дубовая мебель, но покупатели, к их удивлению, равнодушно проходят мимо нее. Зато кресла 60-х годов разлетаются как горячие пирожки. Детство многих из нас прошло среди этой мебели, ее облик нам хорошо знаком. Но о ее истории мы знаем мало.

Дизайнеры мебели в СССР были хорошо осведомлены, что происходит в мире

Мы воспринимаем бытовые предметы узнаваемого стиля 60-х годов как часть своей семейной и бытовой истории. И еще, может быть, — как часть политической истории. Легкая мебель светлых тонов, как и поэтические вечера в Политехническом, обложки журнала «Юность», фильмы, снятые по сценариям Шпаликова на черно-белую пленку, — атрибут «оттепели», часть ее «светлого мифа». Но эти предметы принадлежат также и к другой истории — истории дизайна.

В 2011 году один человек избавлялся от старой мебели, и я купил у него трюмо и два стула. На трюмо обнаружилась карандашная надпись — 1963. Вероятно, около этого времени были куплены и стулья. Они сделаны в ЧССР, на них сохранились этикетки с логотипом «Лигна». Гораздо позже я узнал, что их автор — Освальд Гердтль, сделавший в 50-е годы несколько интерьеров венских магазинов и кафе (из которых один сохранился). Стул, который он спроектировал (к сожалению, другой модели), хранится в Музее современного искусства в Нью-Йорке. Так легко, как предыдущий владелец, я с этими стульями не расстанусь.

Вообще, советская мебель 60-х годов, как свидетельствуют этикетки на нижних поверхностях стульев, царгах кресел и изнанке шкафов — обычно не советская по происхождению. Предметы из московских, ленинградских, киевских квартир того времени произведены чаще всего в странах Восточной Европы — ГДР, Чехословакии, Польше, Румынии, реже Венгрии и Югославии. Встречается и финская мебель. Предметы местного производства не составляют и четверти от общего количества. Советский жилой интерьер 60-х годов, так хорошо знакомый нам по детским воспоминаниям, такой, казалось бы, родной, в основном состоял из импортной мебели.

До середины XX века страны Восточной Европы играли важную роль в мировой истории интерьерного искусства. Но когда опустился «железный занавес», их контакты с западными соседями сократились. А поскольку историю дизайна создавали кураторы и хранители западных (в основном американских) музеев, дизайн середины — второй половины XX века в странах — сателлитах СССР долго оставался в этой истории белым пятном, которое начинает заполняться только сейчас.

Современный покупатель хочет, чтобы мебель была старой, но выглядела как новая

А дизайн там был прекрасный. После разделения Германии в ее восточной части оказалась легендарная дрезденская фабрика «Хеллерау», колыбель Веркбунда, где в 50-е работали выпускники Баухауза Ханс Эрлих и Сельман Сельманагич (его кресло из гнутой фанеры часто встречается в республиках бывшего СССР). Чехословакия сохраняла преемственность с богатейшей традицией мебельной индустрии Австро-Венгерской империи. Деловые связи с Австрией сохранялись и в эпоху холодной войны, что делало возможным лицензионное производство на чехословацких фабриках мебели, спроектированной Освальдом Гердтлем в Вене. Молодые дизайнеры Чехословакии — Мирослав Навратил, Франтишек Ирак, Иржи Ироутек, Антонин Шуман — блистали на выставках рубежа десятилетий, особенно ярко — на брюссельской Всемирной выставке 1958 года. Чехословакия тогда привлекла такое внимание прессы и собрала столько наград, что интерьерный стиль, известный в США как mid-century modern, чехи и сейчас называют «брюссельским».

В СССР в конце 50-х годов разворачивалось грандиозное строительство типовых домов с маленькими квартирами. Помещения в них были настолько меньше, чем раньше, что мебель, выпускавшаяся тогда советскими фабриками, попросту не помещалась в них. Нужна была новая мебель, и всего за несколько лет советские дизайнеры спроектировали сотни ее моделей, которые, судя по фотографиям в журналах и выставочных каталогах, выглядели очень достойно. Благодаря командировкам и выставкам иностранной мебели, которые в СССР с середины 50-х годов проходили регулярно, дизайнеры нашей страны были хорошо осведомлены о том, что происходит в мире. Лучшие образцы советского фарфора периода «оттепели» (например, статуэтки Левона Агаджаняна, работавшего на Рижском фарфоровом заводе) сделаны под сильным впечатлением от чехов и поляков. Исключительно хорош фарфор тех лет, особенно мелкая пластика, балансирующая на грани абстракции: статуэтки Ярослава Ежека для завода в Лучках в Чехословакии, Любомира Томашевского и Хендрика Едрасяка для Хмелёвского завода в Польше.

Рассчитанная на массового покупателя мебель проектировалась дешевой. Соединения на шипах заменяли винтовыми, массив дерева — фанерой. Квалифицированного ручного труда требовалось минимум. Из-за этого валовые показатели у мебельных фабрик неизбежно падали, даже если предметов они производили больше. Поэтому их администрация не жаловала передовой дизайн, и новая мебель в СССР, по крайней мере до середины 60-х, не производилась массовыми тиражами.

Это не позволяло отладить технологии, и те предметы, что все-таки удавалось выпустить, часто сделаны на удивление грубо. Детали соединяются винтами с избыточным запасом прочности, из-за чего мебель бывает чудовищно тяжела. Ручки дверец вращаются вокруг своей оси. Деревянные поверхности, скрытые от глаз, угрожают пытливому исследователю занозами. Это хороший дизайн, но, как правило, плохо сделанные вещи.

Впрочем, у некоторых советских заводов культура производства была на высоком уровне. Точнее, у прибалтийских. В 60-е годы Прибалтика была для СССР «внутренним Западом». По кривым улочкам германских городов большинство советских граждан прогуляться и не мечтали, поэтому бродили в основном по таллинским, а вместо венских и парижских кафе сиживали в вильнюсских. Дизайнеры мебели тоже были вовлечены в эту игру: проектировать вещи, которые будут в метрополии предметом вожделения, стало для них делом престижа. И у них получалось: московские дизайнеры 60-х годов были очарованы прибалтийскими интерьерами и мебелью. Эта мебель, правда, в основном в Прибалтике и осталась, и теперь ее чаще можно встретить в продаже в еврозоне, чем у нас. Однако два гарнитура рижских фабрик встречаются в России.

Как уже говорилось, история интерьерного дизайна середины XX века в Восточной Европе пишется только сейчас. В 2011 году, когда я покупал в Москве пару чешских стульев, о том, что их автор Освальд Гердтль, не знали и в самой Чехии. Энтузиасты из Восточной Европы, коллекционеры винтажной мебели, в последние несколько лет провели большую работу, установив авторство многих привычных предметов, о которых раньше и не думали, что у них есть какой-то дизайнер. Да и представить себе еще пять лет назад, чтобы румынские кресла и югославские подсервантники продавались по таким ценам, за какие они уходят сегодня, никто не мог. Люди, которым старая мебель доставалась в наследство, воспринимали ее как обузу и были рады избавиться от нее за символическую плату, а то и «за самовывоз». Их много и сейчас, но рынок стерегут профессиональные продавцы, быстро скупая все ценное.

Но даже очарованный винтажной мебелью современный покупатель хочет, чтобы она хоть и была старой, но выглядела как новая. Лак с нее беспощадно соскабливают и заменяют новым, наполнитель и обивку тоже меняют. Более бережная реставрация обошлась бы существенно дешевле. Парадоксально, но вещи растут в цене за счет того, что лишаются самого ценного — потертостей и царапин, свидетельствующих об их почтенном возрасте, обивочной ткани, полвека назад снятой с производства, конского волоса в наполнителе — и становятся похожи на современные копии самих себя, выполненные в новых материалах.

Говорят, что растущий спрос на винтажную мебель — часть стратегии «осознанного потребления». Мне кажется, уместней говорить о присвоении. Современный горожанин отчужден от мира: он плохо помнит, как выглядят предметы, окружающие его в быту, дома не отличает друг от друга и не замечает подмены, когда на месте старого появляется новый. У него есть страсть к приобретению, но нет привязанности к самим вещам, для него они — лишь инструменты социализации. Но происходит пробуждение, и горожанин узнает, что каждый предмет имеет возраст и судьбу. По-настоящему владеешь лишь тем, что любишь, а любить можно лишь то, что знаешь.

РЕЙКОМЕНДАЦИЯ

У некоторых восточноевропейских торговцев винтажной мебелью (например, Nanovo, Design Robot, Patyna) есть свои сайты, но большинство просто размещает объявления о продаже на международных платформах вроде Pamono, Vintage, Design-market. С этих сайтов черпают сведения и российские торговцы винтажной мебелью, основа коллекций которых — импорт советского времени. Цены они выставляют, ориентируясь на восточноевропейский рынок. Стулья Антонина Шумана и Мечислава Пухалы стоят сейчас в Москве столько же, сколько в Праге и Варшаве.

Поиск и продажа винтажных вещей — не единственное занятие продавцов. Большинство из них еще и профессиональные реставраторы. Обычно у них нет ни шоурума, ни сайта, а информацию они распространяют в соцсетях (у всех есть аккаунт в «Инстаграме»). Самые известные продавцы в Москве — Александра Аргунова, Дина Гусева, Мария Водолацкая.

Дом-музей

Кратко: русский антиквариат по цене «Икеи»
Подробности: в «Инстаграме»

Проект «Дом-музей» ищет старинную мебель в России: в основном в квартирах и на дачах Москвы и Санкт-Петербурга. В коллекции много мебели 19 века: ломберные и самоварные столики, киоты и аптечные шкафчики, вешалки и ширмы.

Почти все вещи продают в том виде, в котором их нашли: с потертостями, сколами и другими отметками времени. Зато и цены невысокие: большой буфет 19 века с мраморной столешницей стоит 22 000 Р , а кровать из красного дерева — 20 000 Р .

Например:
️ Зеркало 19 века — 13 000 Р
️ Вольтеровское кресло 19 века — 45 000 Р
️ Антикварный буфет с цветным витражом в стиле модерн — 80 000 Р